Давно со мной такого не было – заставлял себя читать микроскопическую повесть (не по размеру, а по содержанию) в течение десяти дней. Ужасно скучно.

Вместо сюжета – набор слабо связанных (а порой, и вообще не взаимосвязанных) эпизодов. Попытаюсь, поэтому, описать свои ощущения от прочитанного.

Блуждания по пустыне; обнаружение комплекта безголовых скелетов (так и осталось загадкой куда эти головы подевались, и что с их обладателями произошло); ксенофобское племя карликов; горы сокровищ; старейшина-жулик Рехаур, мистифицирующий своих сородичей; последняя жрица Ушедшей богини – Нифата; безымянное и бессильное ночное чудовище – гигантская улитка с прекрасной женской головой (возникли нехорошие ассоциации с женщинами, изнасилованными драконами и черепахами), роль которого и судьба остались неизвестными; скитания киммерийца по загадочным катакомбам, которые возбудили стойкое подозрение в знакомстве автора с раскопками Помпей, в частности, с получением слепков человеческих фигур посредством заполнения гипсом полостей в слежавшемся пепле.

Конан ни с того, ни с сего начал разыскивать неизвестный магический артефакт, который сам придумал. Мотивировка – раз «племена» не ценят сокровища, значит у них есть что-то еще, и конечно же это магический артефакт. Ничего, более ослиного, Конан давно не совершал.

Как ни странно, интимных отношений ни с Нифатой, ни с кем-либо еще, Конан, на протяжении повести, не имел. Только это можно поставить в плюс фантазии автора, а то противоестественные наклонности героев изрядно надоели.

Куча орфографических ошибок (это, конечно, на совести издательства). Но раньше такого не замечал.

На что обратил внимание (просто бросилось в глаза):

- попытка автора сочинить некую притчу (стр. 259) – уж лучше бы не пробовал(а); получилось очень неумно;

- сколопендры Рах,хаагра, которые через десять строк буквально превращаются в сколопендр Аздана (не постиг – что здесь к чему), обладающие странным «излучением», по описанию, напоминающим действие электрического тока (стр. 265) – вполне добросовестная попытка автора высосать из пальца пару-тройку страниц текста, не имеющих сюжетной нагрузки (а, может быть, это попытка показать трагизм ситуации и несчастного Конана, который, конечно, может замереть неподвижно, но не в состоянии остановить свое сердце, а сколопендры чувствуют, чувствуют… и подбираются, подбираются…);

- жутко неудачные выражения автора, типа «Конан закрыл глаза и представил себе, что он лежит на каменистом берегу под низким киммерийским небом» (стр. 266). Поди, разбери, что это за берег – не тот ли берег, к которому пристают корабли бритунийского флота?;

- упоминание «Колеса страданий» (стр. 271), что предполагает какое-то знакомство автора с текстами зарубежной Саги, со «Сталью и змеей», в частности (хотя я бы поставил на то, что автор знаком(а) только с фильмом 82 года «Конан-варвар»);

- Конан, находясь в пустыне, почему-то вспоминает гигантских белых обезьян-людоедов (стр. 274). Жалко, что кракенов не вспомнил;

- в пустыне появляются сначала подземные тоннели, а потом и какие-то катакомбы (стр. 283 и далее). Не знаю, как это с точки зрения геологии, но мне показалось странным;

- у Конана есть компас, в виде «подвешенного на ремешке кусочка металла, все время показывающего на север» (стр. 322). Против компаса не спорю, но сильно сомневаюсь, что магнит, подвешенный на веревке, сможет исполнять роль компаса;

- Конан карабкается по «гладкому почти отвесному желобу» (стр. 325), который ранее характеризуется как отполированный (человек-паук отдыхает).

- Конан размышляет о семье, о жене Нифате (с которой он ничего не имел) и о пяти сыновьях (стр. 349) – впечатление абсолютной неопытности героя в интимных отношениях и щемящего чувства, испытываемого пятнадцатилетним юнцом в течке. Хотя, возможно, это мысли автор(ши), добросовестно мечтающей о семье и о выполнении демографической программы президента;

- милая, наивная Нифата, рассуждающая о «непотребном доме», как о месте, где предаются «неподобающим» размышлением (стр. 337); не хватает только мефистофелевствующего Конана (возможно, автор(ша) испугалась развивать эту тему);

- сооружение, подозрительно напоминающее метро (стр. 354);

- Рехаур, оказавшийся недоделанным магом; что с ним стало, кстати, тоже неизвестно; его унес созданный им же смерч;

- выматывающее, нудящее упоминание черного песка и ожидание – вот сейчас выяснится, что этот ужасный черный песок… Ожидание, так и оставшееся ожиданием. Правда, Конан, без видимых причин, его возненавидел. Исходя из названия повести, лучше бы пепел было упоминать;

- «ну что ж, посмотрим – как сказал слепой шулер, обыграв всех в кости» (стр. 358); мне, почему-то вспомнился Диккенс – выражения (по памяти): «дело сделано, как сказал палач, отрубивший голову невинной жертве» или «итак в путь, как сказал попугай, когда его тащила из клетки кошка». Я «Записки…» читал один раз, очень давно, однако выражения вспомнились.

В общем, не понять, то ли автор писала левой рукой (а может, и ногой), совершенно не задумываясь о том, что пишет; не предпринимая никаких усилий хотя бы для мало-мальской увязки событий в единое целое, то ли теперь вся Сага будет напоминать речь папуаса, описывающего свои впечатления от посещения Проксимы Центавра, да еще и на языке, которым он не владеет. При этом, у меня возникло стойкое впечатление, что г-жа Трэвис честно верит в то, что она пишет. Это не приносит вреда, пока вера автора не проникает в мир профанов, не знающих ни о Хайбории, ни о Говарде, ни о Конане, ровно ничего.

Ни нормальных магов и магии; ни нормальных чудовищ; ни злокозненных демонов; ни богов (незримо и зловеще присутствующих на заднем плане); ни подвигов; ни харизматического ореола вокруг Конана (а равно и его варварской притягательности); ни прекрасных женщин; ни вопящих и потрясающих оружием могучих злодеев – все это, конечно, штампы – но когда их совсем нет, вот это я называю словом скучно. Вредительства особого не заметно, однако этого недостаточно. Одного только черного песка мало для того, чтобы создать нужную атмосферу (попыток автора создать какую-либо атмосферу вовсе не заметно). Лучшим образцам Саги всегда присуща особая атмосфера; еще раз писать об этом – трюизм.

Говоря словами Гумилева «девочка … смотрит без мысли, без слов, внимательно слушая легкие … звоны». Звенело в пустой голове автор(ши) во время сочинительства, а теперь звенит в моей голове – там пустота образовалась; вместо того, чтобы наполнить сознание мыслями и образами автор(ша) ухитрилась мысли извлечь из моего черепа.

Осколки разбитого вдребезги хайборийского мира…

Не советую…